Родителям
Азбука общения
Невидимые миру слёзы
Маски депрессий
Подростковый возраст, возраст перемен и ломки характера,— поистине трудный возраст.
Трудный для окружающих; но более всего тяжелый для самого подростка.
Переменчивое, с резкими колебаниями настроение и предельная ранимость делают его подчас совершенно неспособным адекватно оценивать ситуацию и вести себя сообразуясь с нею.
Именно из-за такой своей неадекватности подросток провоцирует возникновение разного рода конфликтов.
Изменение характера, появление собственных вкусов и мнений, новые увлечения и привязанности, страстное стремление к суверенитету, необоснованная (на наш взрослый взгляд!) требовательность и попросту скандальность и хамство подросших детей — все это создает обстановку напряжения; в семье разворачивается борьба, изнуряющая всех.
Устав от этой войны, мы зачастую теряем способность трезво оценивать происходящее.
А в увлечении ею забываем, сколь уязвим и беззащитен наш противник. Прежде всего — потому, быть может, что он страдает душевным расстройством.
Чаще всего это наиболее распространенное и наименее понятное из подростковых расстройств — депрессия.
Всякий из нас знает, что это такое — либо по собственному опыту, либо из наблюдений за окружающими.
Понурый вид, безжизненный взгляд, застывшее, с бедной мимикой лицо, заторможенность и в движениях, и в мыслях, расстроенный сон, потерянный аппетит и, главное,— тоска, тоска, не отпускающая ни на минуту, лишающая сил и обесценивающая все жизненные впечатления.
Внешние признаки депрессии у взрослых очевидны; но в переходном возрасте ее распознать не так-то просто.
Депрессия у подростка начинается исподволь, протекает скрытно, обнаруживает себя, как правило, проявлениями нестандартными — как будто и не депрессивного свойства.
Дело осложняется еще и тем, что подросток обычно неспособен сформулировать свои переживания: да и делиться личными проблемами он не склонен — особенно с нами, взрослыми.
Маски подростковых депрессий весьма разнообразны.
Вот, к примеру, столь часто встречающееся отклонение поведения — школьная неуспеваемость, потеря интереса к учебе, отказ от школы.
Спору нет, депрессией не объяснишь эту проблему в целом — иначе пришлось бы признать, что подавляющее большинство подростков не только в России, но и в мире душевно больны.
Смыслоутрата, составляющая, в числе прочего, суть этого явления — не психиатрическая, не врачебная, а жизненная проблема.
Однако нередко, обсуждая с подростком школьные трудности, специалист обнаруживает и болезненные переживания.
...На консультации девятиклассник с мамой.
Основная жалоба — отказ от школы.
Каждое утро мальчик собирается и уходит в школу, а потом — либо возвращается с полдороги, либо слоняется по улицам; но в класс не идет.
Дома закрывается в своей комнате, сидит уставившись в телевизор, смотрит все подряд или перечитывает по многу раз фантастику.
Это не вполне обычное для него занятие; раньше он более всего интересовался книгами по истории.
В беседе со мной он о своем состоянии говорит: все ему сделалось скучно и неинтересно, окружающее представляется однообразным и серым.
Более всего это касается школы: все, что там происходит, кажется бессмысленным и ненужным.
Он чувствует себя одиноким и ни на что не годным.
Если бы его не трогали, лежал бы целый день, смотрел телевизор...
Тоска? Нет, тоски он не ощущает; ему в общем-то и не грустно— просто все надоело.
Выглядит мой пациент неважно: бледный, глаза запали, обведены черными кругами.
Собственно бессонницы у него нет; но утром, проспав всю ночь, он все равно чувствует себя неотдохнувшим и вялым.
Эту вялость приходится преодолевать в течение всего дня — все трудно, все через силу.
Да еще постоянно теребят, пристают: почему не в школе, вымой за собой посуду, погуляй с собакой. Как они сами не понимают?
Однако они, мама и бабушка, по счастью, понимают. Безуспешно попытавшись справиться с ситуацией самостоятельно, они обратились за помощью...
В данном случае депрессия протекает под маской типично подросткового нарушения поведения — школьных прогулов.
В болезненном состоянии преобладают астения и подавленность.
Самооценка подростка, и без того неустойчивая и неадекватная, катастрофически снижена.
Не вдумавшись и обратив внимание лишь на внешний рисунок происходящего, можно было бы положиться на жесткие меры: усилить контроль да еще, как и делается обыкновенно, начать шпынять подростка за безответственность и лень, нарисовать ему безотрадную картину будущего, когда его выгонят из школы, и посетовать на то, как счастливо и замечательно идут дела у всех, кроме нас...
Вот так собственными действиями, уверенные в своей правоте, мы, вместо того чтобы помочь, рискуем загнать ребенка в угол.
Депрессивный же подросток начисто лишен способности защищаться; скрытая депрессия будет все глубже, последствия могут оказаться весьма и весьма печальными.
Что же нам остается?
Опыт показывает: выжидательная тактика в подобных случаях полезнее решительных действий.
Будем наблюдать и, вооруженные некоторыми сведениями, не упустим момента, когда станет нужным квалифицированный совет и даже, возможно, вмешательство.
Будем осторожны и постараемся всячески поддерживать подростка. Наше понимание и принятие его таким, каков он есть, хотя и недостаточное условие для сохранения душевного здоровья, но — абсолютно необходимое.
Кому труднее
Несносный характер, трудный ребенок, очень с ним тяжело...
Мне приходится слышать подобные жалобы довольно-таки часто; однако значительно реже, чем следовало бы.
Скверный характер, непослушание, лень и неряшливость, как правило, представляются родителям исключительно проблемами воспитания: мы обсуждаем эти трудности с близкими, жалуемся на них друзьям, просим совета, обмениваемся опытом.
Мы пытаемся справиться с нарушениями в поведении ребенка, не задумываясь о том, почему он такой трудный.
Спору нет, имеют значение и темперамент, и характер, и навыки общения, усвоенные им в столкновении с действительностью,— здесь возникают проблемы по преимуществу воспитательные и педагогические.
Однако очень важно и состояние детского здоровья, в первую очередь, здоровья физического.
Ведь и у долго болеющего взрослого характер портится.
Что же говорить о ребенке, психика которого неустойчива, а характер только формируется...
И то, что по поводу тяжелого характера к психиатру обращаются реже, чем надо бы, а зачастую и с опозданием, достойно сожаления.
— У нее невозможный характер с самого рождения,— энергично, с напором сообщает вполне интеллигентного вида мама двенадцатилетней девочки.
— С первого дня она трудная, даже в роддоме кричала и плакала больше других детей.
Всегда всем недовольна, с утра ворчит, мрачная, все не по ней; медлительная, «вареная», неповоротливая.
И ужасная грязнуля!
Моется только если заставишь, комната — форменный свинарник, всюду грязное белье вперемежку с огрызками яблок.
Если делаешь замечания — огрызается, и как грубо, где только слов таких набралась. И, знаете, мы ее наказываем, ремнем!
Женщина умолкает, ждет моей реакции; а я от комментариев воздерживаюсь.
Беседа наша продолжается; и я узнаю: девочка нездорова с первых дней жизни. Она страдает тяжелой аллергией: почти все продукты вызывают моментальную реакцию — тяжелую экзему; совсем чистой кожа не бывает никогда, высыпания чешутся, мокнут, нагнаиваются.
Более или менее здоровой она себя чувствует лишь в Крыму, куда родители увозят ее из Подмосковья, спасаясь от цветущих весной в средней полосе деревьев и трав.
Девочка, действительно, несколько заторможена и, похоже, подавлена; рядом с многословной, экзальтированной и яркой матерью выглядит особенно мрачной и неуклюжей.
Темперамент у них совсем разный: матери все время хочется расшевелить дочку, но это никак не получается...
Однако постепенно выясняется: есть у девочки и способности, и интересы.
Занимаясь тем, что ей нравится, она оживляется, становится активной, веселеет.
Но все же здесь понадобится вмешательство специалиста — обследование, а затем и лечение.
Все это я собираюсь подробно изложить матери своей пациентки; но прежде всего категорически запрещаю наказывать ребенка физически.
Мать, услышав это, буквально светлеет лицом.
— Правда, ее нельзя бить? Я и мужу могу сказать: вы запретили!
Вы не представляете себе, какое я испытываю облегчение.
Ведь я знаю: бить ребенка нельзя, чувствую себя при этом ужасно, гипертонию себе нажила...
Но ведь нужно же как-то ее к порядку приучать... А ремень — это единственное, что действует...
Но ребенок-то еще и болен, болен серьезно.
Матери это известно, и она ложится костьми: лечит, готовит специальную еду, добывает экологически чистые продукты, увозит на несколько месяцев каждый год в Крым...
И воспитывает.
Воспитывает так же, как воспитывали ее, старается приучить девочку к порядку.
Девочка же, как и всякий человек, страдающий хроническим соматическим заболеванием, эмоционально неустойчива и раздражительна, у нее рассеянное внимание и подавленное настроение.
Такой ребенок труден для семьи; но значительно труднее приходится ему самому; ведь зачастую вместо понимания, психологического комфорта и врачебной помощи ему достаются попреки и наказания.
Не менее сложную ситуацию для соматически ослабленного ребенка создает наше бездумное стремление развивать его — любой ценой и без учета его реальных возможностей.
Слаб и неуклюж — будем заниматься спортом, ходить в походы, тренироваться дома; неловок в движениях, быстро устает — будет каждый день делать физические упражнения.
А они не тренируют и закаливают, а истощают, подтверждая и без того невысокое мнение ребенка о собственных возможностях.
Или обычные наши сетования на то, что ребенок ленив и неусидчив,— мы заставляем его сидеть часами за уроками, читаем нотации...
Одним словом, воспитываем, хотя он, возможно, страдает нарушением концентрации внимания и ему требуется специальная помощь...
Такие примеры можно бы множить и множить; обстоятельства самые разные, но по сути все такие ситуации схожи.
Мы пытаемся исправить следствие, не задумываясь о причине,— и нередко создаем своему ребенку очень нелегкую жизнь, сами превращаем его в трудного.
Аршином общим…
Когда мы говорим трудный ребенок, ребенок с проблемами, мы обыкновенно имеем в виду не только сложный, и тяжелый характер и неуравновешенность, но и неважные способности, неровные успехи в школе, а то и вовсе неуспеваемость.
Здесь как будто бы все понятно: школьные беды такого ребенка представляются почти естественными.
Неспособный ребенок действительно труден; однако не меньше сложностей возникает и с детьми способными, вундеркиндами.
Наша школа, ориентированная на обучение коллектива учеников, а не каждого в отдельности, выдавливает из своей среды всякого, кто выбивается из общего ряда, кого аршином общим не измерить.
Это в первую очередь касается детей одаренных, поскольку они зачастую — именно из-за своей одаренности — имеют психологические проблемы и труднее адаптируются в жизни, чем другие дети.
Привычный образ рассеянного ученого, посыпающего селедку сахарным песком и размешивающего соль в стакане с чаем, традиционно вызывает у нас умиление и даже восхищение.
Но какое же раздражение и возмущение обрушиваем мы на маленького математика, так и не научившегося завязывать шнурки и щеголяющего в футболке, надетой наизнанку!
Ему мы почему-то отказываем в праве быть оторванным от действительности, погруженным в мир умозрительных построений и расчетов.
А ведь незрелая психика ребенка вообще менее дифференцирована, чем психика взрослого.
Ему труднее концентрироваться и выбирать предметы, более или менее важные для размышления; а выбрав, делить свое внимание между этими предметами в разумной пропорции.
Увлекаясь, незрелый ум бывает охвачен этим увлечением всецело.
Поведение такого ребенка зачастую выглядит нелепым, а реакция школы на это поведение бывает, как правило, непримиримой, зачастую безжалостной, особенно со стороны сверстников: чудака и умника называют дурачком и юродивым.
Я помню двенадцатилетнего мальчика, замкнутого и одинокого, необычайно увлеченного физикой: по-настоящему одаренного.
Он занимался в школе юного физика в МГУ, в группе, где все были старше, чем он, на три-четыре года — и даже на этом фоне выделялся как очень сильный.
В седьмом же классе, где он учился, он был хуже всех.
На уроках физики, изнемогая от скуки, а чаще — задумавшись о своем, он вполне мог встать и, напевая что-то под нос, прогуливаться между рядами.
Учительница, которая всех учеников в сердцах иначе как чертановскими идиотами не называла, от таких его выходок приходила просто в ярость.
Дневник мальчика был весь исписан угрозами и последними предупреждениями; ему грозил второй год, а то и вовсе отчисление из школы.
Конечно, это случай, где необычность поведения одаренного ребенка в обыденной жизни проявилась в крайней степени.
Здесь мне пришлось вмешаться как специалисту; но никакое лечение не помогло бы, останься ребенок в прежних условиях обучения. Мальчик не перестал быть и странным, и одиноким; но когда он оказался в физико-математическом классе с расширенной программой, где ему разрешили экстернат и он перескочил сразу через два класса, мой пациент бродить во время уроков перестал: программа соответствовала силе его интеллекта.
Он был занят, ему было интересно.
И можно с уверенностью утверждать: почти нет одаренных детей в нашей школе, кто ни разу в жизни не переживал подобных трудностей.
Оно и понятно. Рядовая средняя школа, всеми средствами загоняя всякого ученика в общий ряд, выполняет свою магистральную воспитательную задачу — добиться унификации личности, научить человека жить исключительно коллективными интересами...
Что же делать нам, родителям?
Прежде всего — осознавать происходящее и изо всех сил пытаться отыскать для своего ребенка подходящую школу.
Сегодня это возможно.
Не менее важно иметь в виду вот что: опережение в интеллектуальном развитии — к примеру, необычное и слишком раннее речевое развитие, когда маленький ребенок сыплет целыми фразами взрослой речи, рассуждает и резонерствует как старичок,— может быть весьма тревожным признаком.
Или такая, вожделенная для нас, родителей, и столь редкая сегодня страсть ребенка к чтению...
Не обольщайтесь: иногда чтение становится у ребенка чисто механическим процессом; он как гоголевский Петрушка — читает оттого, что ему нравится, как буковки в слова складываются, а смысл прочитанного ускользает или вовсе ему неинтересен.
Ребенок читает все подряд — газеты, словари, учебники...
Такое чтение имеет даже обозначение на профессиональном языке — симптом запойного чтения.
И это — симптом серьезного психического нарушения.
Будьте внимательны: не перегружайте ребенка интеллектуальной работой, не отдавайте его раньше времени в школу, консультируйтесь со специалистом — возможно, вашему ребенку вообще со школой надо погодить...
Закон об образовании позволяет обучать ребенка и дома.
Источники:
- Вроно Е. Невидимые миру слёзы. Семья и школа № 8, 1996 г.
- Коляда М. Г. Семейная энциклопедия воспитания ребенка: 3 000 вопросов что делать, если....– Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 448 с.
- Корнеева Е.Н. Детские капризы: что это такое и как с этим справиться? – Екатеринбург: У–Фактория, 2006. – 177 с.
- Шелопухо О. Популярная психология для родителей: какой у Вас ребенок?. – М.: ЗАО ОЛМА Медиа Групп, 2007. – 320 с.
