Родителям
Ребенок бывает "кусачий"
Детские тревоги: Что, откуда, почему?
Тревога — одно из самых тягостных переживаний. И одно из самых всеобщих.
Каждому из нас знакомо это чувство неизвестно откуда надвигающейся опасности, когда потеют ладони, сердце замирает, а неотвязное ощущение: Надо что-то делать, и срочно! не дает усидеть на месте.
Но что именно делать, чего опасаться, от чего бежать — мы не знаем.
Тревогу и определяют как ощущение неконкретной, неопределенной угрозы, неясное чувство опасности.
В отличие от страха, у нее нет определенного источника; она охватывает человека как бы со всех сторон.
Можно сказать, что тревога — это страх неизвестно чего. Немецкий философ Пауль Тиллих писал, что тревога — это реакция на угрозу небытия .
Здесь имеется в виду не столько страх смерти, сколько боязнь чего-то, не имеющего ни названия, ни четкого облика, но грозящего человеку потерей себя, утратой своего я .
Хотя прожить жизнь без тревог едва ли кому удастся, а бывают ситуации (мы о них будем говорить), когда тревога и полезна, все же избыток ее — отнюдь не к добру.
Робость и агрессивность, страх и вялое безразличие — в основе всех этих отклонений могут лежать механизмы тревоги.
Тревога у ребенка вызывается внутренним конфликтом , столкновением в его душе двух противоречащих друг другу устремлений, когда что-то важное для него одновременно и притягивает, и отталкивает.
В основе этого внутреннего столкновения могут быть противоречивые требования к ребенку, исходящие из разных источников (или даже из одного источника — бывает, что родители противоречат сами себе, то разрешая, то грубо запрещая то же самое); требования не по силам, не по детским возможностям, требования, ранящие ребенка, ставящие его в униженное, зависимое положение.
В первом случае он мечется между двумя полюсами, пытаясь совместить в своем поведении несовместимые правила и идеалы.
Во втором — страдает от жгучего чувства невозможности достичь тех высоких жизненных стандартов (в учебе или каких-то других делах), которые сам считает для себя обязательными.
В третьем — любовь и привязанность к близкому человеку вступают в конфликт с ощущением холода и отвержения, идущею от этого человека.
Такой внутренний конфликт очень часто соотносится с осложнениями и во внешних отношениях — между родителями, между семьей и школой, между ребенком и сверстниками.
Но взаимосвязь тут далеко не однозначна. Совсем не каждый ребенок становится тревожным, если его мать и бабушка недолюбливают друг друга и стараются воспитывать его по-разному.
Каждый школьник не однажды, очевидно, испытал борение чувств в тот момент, когда товарищ, не сделавший урок, просит дать списать, или учитель требует выдать зачинщиков какой-то шалости - короче говоря, когда поступок, похвальный с точки зрения взрослых, будет сурово осужден товарищами, и наоборот.
Но далеко не у каждого такие ситуации рождают ощущение внутреннего конфликта.
Лишь когда и та, и другая, ей противоположная, оценка либо нравственная норма становятся частью его внутренней эмоциональной жизни, создаются условия для развития тревоги.
Ведь в душе ребенка конфликтуют, конечно, не воспитательные системы мамы и бабушки, а его собственное желание не огорчать маму и его же собственное стремление нравиться бабушке.
Почему же сходные внешне конфликты у одних детей проникают в глубь души, тогда как другие ребята остаются к ним равнодушными?
Причин много, но главная среди них — какие отношения для ребенка являются значимыми.
Если школьнику не дорого мнение учителя, он, конечно, постарается избежать конфликта, но душевных терзаний упреки педагога у него не вызовут.
Другое дело, если резкую оценку его поступков или способностей он получает от того, на чьи слова привык внутренне опираться, чьим мнением дорожит.
Так что же, лучше не тем, кто все принимает близко к сердцу, а тем, кому все до лампочки ? Нет, со значимыми отношениями дело обстоит, позволим себе заметить, далеко не однозначно.
Действительно, чем шире их круг, тем, очевидно, больше ситуаций, которые могут дать основания для тревоги.
Но и другое неоспоримо: ребенок не может полноценно жить и душевно развиваться, если его отношения с миром обеднены.
Когда, к примеру, единственной значимой фигурой для ребенка оказывается мать, то самые незначительные трения в их отношениях могут превратиться в душевную трагедию.
Не будем поэтому бояться волков — тех возможных противоречий, которые, скажем, возникнут между оберегающей заботой семьи и нормами мужественности, ценимыми в мальчишеских компаниях.
Надо все же ходить в лес — именно многообразие, переплетение значимых отношений позволяет ребенку разрешать противоречия, то тут, то там возникающие в его жизни.
Конфликт не ведет к тревоге, когда есть множество точек опоры.
Чаще всего силой, смягчающей возникающие вокруг ребенка напряжения, оказывается семья.
В семье ребенок прежде всего получает признание своего человеческого я , утверждается как личность, находит круг людей, с которыми может поделиться своими переживаниями и — что не менее важно — может и не делиться, если не считает нужным.
Семья, не дающая ребенку этого эмоционального фундамента, оставляет его незащищенным перед трудностями и противоречиями окружающего его большого мира.
Тогда ему приходится искать такую душевную опору среди других взрослых: близких и не близких родственников, знакомых, а то и просто соседей по дому.
Иногда значимее всех может оказаться учитель, тренер.
Но ведь избежать конфликтов никому не удается; значит ли это, что ребенок обречен на тревогу ?
Вовсе нет.
Детей, заболевших неврозами лишь оттого, что их испугала внезапно залаявшая из подворотни собака, или расстроил накричавший учитель, или вывела из себя скандальная ссора в семье,— таких детей фактически не существует.
По отношению к таким одноразовым стрессам ребенок гораздо устойчивее, чем иногда думают.
Природа снабдила человека мощным механизмом забывания, который избавляет наше сознание от обязанности нести тяжелый груз ненужных воспоминаний.
Тревога проникает в душу ребенка, лишь когда конфликт пронизывает всю его жизнь, препятствуя реализации его важнейших потребностей.
К этим важнейшим потребностям, присущим любому ребенку, любому человеку, относятся:
- потребность в физическом существовании (пище, воде, свободе от физической угрозы и т. д.);
- потребность в близости, в привязанности к человеку или группе людей;
- потребность в независимости, в самостоятельности, в признании права на собственное я ;
- потребность в самореализации, в раскрытии своих способностей, своих скрытых сил; потребность в цели, смысле своей жизни.
Существуют и другие потребности, неудовлетворение которых вызывает тревожность.
Это потребности в достижении успеха, в лидерстве и т. д.— всего не перечесть.
Их не относят к числу основных, так как они (или одна из них) могут играть большую роль в жизни одного ребенка, но начисто отсутствовать у другого.
Скажем, середняцкий результат в учебе не сделает тревожным ребенка, у которого нет потребности быть первым.
Тот же, кто с ранних лет ориентирован на высокие достижения или на лидирующее положение, получив, допустим, тройку по сочинению, будет испытывать невыносимую тревогу.
Вот еще что надо принять во внимание: противоречия между разными требованиями, предъявляемыми к ребенку, далеко не всегда лежат на поверхности.
Кто из родителей скажет, что он против требований школы? Но фактически многие из нас создают систему оценок ребенка, несовместимую с хорошей учебой.
Если мы обращаем на него внимание, лишь когда он получил двойку или набедокурил, тем самым мы невольно толкаем детей на проступки — ведь ребенок нуждается в родительском внимании!
Чтобы его обрести, он готов даже получать двойки. В таких семьях психологи наблюдают внешне парадоксальные факты: улучшение успеваемости и нормализация отношений ребенка в школе сопровождаются нарастанием у него чувства тревоги.
Одна из самых распространенных причин детской тревоги — чрезмерно высокие и жесткие требования родителей, не учитывающие способностей ребенка, уровня его развития, направленности его интересов.
Чаще всего эти требования выражаются в формуле ты должен быть отличником .
Недаром очень многие тревожные дети — это хорошо и отлично успевающие, старательные школьники, аккуратные, стремящиеся во что бы то ни стало избежать ошибок.
В других случаях объектом чересчур пристального внимания родителей являются внешкольные успехи детей.
Взрослые заставляют ребенка заниматься музыкой или туризмом, плаванием или фигурным катанием, танцем или иностранным языком, навязывают ему (если это мальчик) образ настоящего мужчины — сильного, ловкого, смелого, не знающего поражений, несоответствие которому (а соответствовать этому образу невозможно!) больно бьет по мальчишескому самолюбию.
Конечно, ни музыкальные, ни спортивные, ни какие-либо другие увлечения сами по себе вреда не приносят.
Однако ребенок должен иметь право свободно и самостоятельно выбирать их!
Свои склонности, интересы, способности он, право же, оценит лучше кого бы то ни было.
Занимаясь же делом, к которому его не тянет, только потому, что это занятие высоко ценится его родителями, ребенок постоянно испытывает тягостное противоречие между требованиями близких, дорогих ему людей и своими склонностями.
В основе подобных родительских требований лежит представление, будто ребенок непременно должен добиваться каких-то внешне заметных успехов, чего-то достигать — в учебе, в спорте, вообще в жизни.
И любить и ценить его следует в соответствии с этими достижениями.
Этот подход, оценивающий ребенка по его успехам (успеваемости), несомненно, порожден школой.
Для многих учителей единственная характеристика ученика — его успеваемость, а единственный подход к ребенку — создание мощного пресса требований.
Наша крайне негибкая система школьного образования, лишенная даже намека на индивидуальный подход, конечно же, еще усугубляет этот пресс.
Так, например, всевозможные комиссии, приходящие в школу из отделов народного образования и других руководящих органов, как правило, вместо помощи педагогам лишь взвинчивают атмосферу высоких требований, повышенного спроса, вызывая эмоциональное напряжение в первую очередь у учителя, а затем — опосредованно или непосредственно — и у учеников.
Сейчас хорошо известно, как много серьезнейших ошибок совершается под прикрытием красивых лозунгов.
Один из таких лозунгов гласит: учеба — это труд ребенка.
А трудиться, очевидно, надо самоотверженно, с полной отдачей сил, с чувством ответственности за результат дела.
Однако давайте все же не только повторять броские формулы, но и вдумываться: что же они значат?
Учеба — все-таки очень своеобразный вид труда; здесь процесс гораздо важнее результата . Рабочий у станка трудится для того, чтобы произвести, например, какое-то количество необходимых деталей.
Но ведь школьник учится вовсе не для того, чтобы решить ту или иную конкретную задачу (которая давно уже решена, и ответ помещен в конце задачника)!
Цель его труда—усовершенствовать свои умственные способности, подготовить свое мышление к решению иных — новых, необычных задач, которые встретятся ему в жизни.
Еще больше неприятностей приносит примитивно понятый лозунг о необходимости объединения усилий семьи и школы.
Зачастую это объединение выражается лишь в том, что родители перенимают, усваивают и даже развивают оценочный подход, согласно которому хороший ребенок — это тот, кто хорошо учится, ладит с учителями, приносит домой почетные грамоты, благодарности и прочие свидетельства своей успешности.
При этом семья и школа, действительно, выступают единым фронтом... против ребенка.
Принцип единства требований семьи и школы основан на допущении, что учителя не ошибаются — допущении, которое очень лестно для учителя, но, осмелимся заметить, не всегда подтверждается практикой.
Просто копируя школьные требования, родители тем самым многократно усиливают давление, которому ребенок подвергается в классе.
Конечно, требования семьи и школы не должны противоречить друг другу, но — еще важнее! — они не должны противоречить ребенку.
Семье следует не слепо повторять требования школы, а гибко дополнять их, давая ребенку то, чего не дает, а зачастую и не может дать школа.
Иногда для ребенка значим лишь источник предъявляемых ему высоких требований, но не их содержание, не их направленность: он, например, старается учиться изо всех сил, чтобы не огорчать без конца толкующую о высоких оценках маму, хотя самому ему отметки безразличны.
В других случаях сами эти завышенные требования усваиваются ребенком, превращаются в его собственные требования к себе, которые действуют даже при ослаблении внешнего давления.
Однако в его сознании при этом образуется противоречивый комплекс, где на одном полюсе должен, а на другом — боязнь а вдруг не смогу? или отчаяние наверняка не смогу!
Отсюда — панический страх получить четверку у некоторых детей, воспитанных по принципу учеба превыше всего.
Когда этот страх овладел ребенком, то и заверения родителей, что четверки и даже тройки не так уж страшны, не помогают. Ведь образ «я — отличник» становится неотъемлемой частью представлений школьника о себе...
Ценить ребенка исключительно по его достижениям (в школе, в кружке или в спортивной секции) — значит обречь его на постоянный внутренний конфликт.
Никакие достижения не являются абсолютными; всегда рядом может найтись другой, кто достигнет большего.
Отсюда зависть и вечное стремление сравнивать, кто лучше — мой или сын Ивановых ,— неизбежные спутники оценочного подхода к ребенку.
Освобождение от тревожности возможно, если взрослые поймут: любой ребенок — отличник или двоечник, подвижный или медлительный, атлет или рохля — заслуживает любви и уважения ; ценность человека — в нем самом, прежде всего в его моральных качествах, а не в наградах, медалях, оценках и других условных знаках благополучия.
Как мы уже говорили, порождает тревогу и отрицательное отношение к ребенку, эмоциональное отвержение его близкими людьми. Но когда и как — именно тревогу!
Все еще, увы, встречаются семьи, в которых детей открыто унижают, бьют, лишают элементарных условий существования.
Чаще всего такие ситуации бывают в семьях алкоголиков.
Хотелось бы быть правильно понятым: подобные ситуации ужасны, но тревожные дети выходят не из таких семей.
В такой семье ребенок скорее окажется либо агрессивным, либо эмоционально отстранится от взрослых и начнет искать дружбу, эмоциональную близость с людьми где-то на стороне.
И если найдет — у него есть все шансы на нормальное развитие.
Тревогу у детей вызывает эмоциональное отвержение именно от близкого человека.
В нашем обществе гуманные установки по отношению к детям признаются подавляющим большинством родителей.
Однако глубоко ли они осознаны и усвоены?
Увы, подчас очень поверхностно. Все знают: детей принято любить; телесные наказания вредны; ребенок должен быть сыт, одет, обут и обласкан.
Но мы зачастую не знаем, как его любить, не умеем выразить свою любовь, не осознаем , что любить иных — тяжелый крест , особенно если ребенок не похож на нас по темпераменту, вкусам, зарождающимся у него взглядам на жизнь.
Возникающие у нас порой отрицательные чувства к детям мы не подвергаем анализу: как же, ведь мы — родители и не можем, не смеем испытывать плохих чувств к детям!
И мы загоняем эти чувства внутрь, скрываем их, но они живут там, внутри. И как бы мы ни старались, они все равно где-то прорываются.
Мы можем скрыть их от себя, но не от ребенка.
А ребенок не в состоянии понять, откуда эта внезапная злость в голосе матери, которая еще полчаса назад была так добра с ним...
Вот где один из важнейших корней детской тревожности! Не открытое пренебрежение интересами ребенка, а неустойчивая, неуверенная, а порой и просто самообманная любовь порождают в нем внутренний конфликт.
Как же иначе — он то близок, то далек, то одарен всеми милостями, то отвергнут и наказан — и сам не знает за что.
Суть тревоги — внутренние противоречия детской души — в этой ситуации выступает особенно ясно.
Ребенок буквально ощущает в себе противоположные силы: одна тянет его к родителям, другая отталкивает от них.
Он ощущает их любовь (во всяком случае, видит какие-то признаки этой любви), но одновременно чувствует и постоянный страх потерять эту любовь.
Он не верит в ее надежность : вот его любят сейчас, сию минуту; но вдруг через миг на смену этому придут холод и отчуждение?
Такой страх — страшнее любого наказания. Папа, а когда ты меня наказываешь, ты меня все равно любишь? — спросил однажды четырехлетний мальчик, с необычной для этого возраста точностью сформулировав самый главный тезис своей жизни: Не казнь страшна — страшна твоя немилость .
Ребенок нуждается в искренности, откровенности близких. Он ищет ясности, устойчивости отношений.
И, кстати, не является противником наказаний. Большинство детей считают, что их иногда надо наказывать; но они хотят понимать — за что и почему.
Хотелось бы надеяться, что начавшееся нравственное оздоровление нашего общества, освобождение от фальши предшествовавших десятилетий проникнут и в сферу наших семейных отношений. Чем меньше лжи мы будем допускать по отношению к близким и к самим себе, чем проще и искренне станут наши отношения с людьми, тем устойчивее будет эмоциональный мир наших детей, тем меньше у них останется оснований для тревоги.
Источники:
- Астапов В.М. Тревожность у детей. – М.: PerSe, 2001. – 160 с.
- Волков Б.С., Волкова Н.В. Детская психология в вопросах и ответах. – М.: Сфера, 2001. – 255 с.
- Вроно Е.М. Поймите своего ребенка: о детских страхах, конфликтах и других проблемах. – М.: Дрофа, 2002. – 224 с.
- Прихожан А.М. Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная динамика / ред. Д.И. Фельдштейн. – М.: Московский психолого-социальный институт, 2000. – 304 с.
- Степанов С.С. Нормальные проблемы нормального ребенка. – М.: Генезис, 2002. – 144 с.
