Родителям
Ребенок бывает "кусачий"
Взял чужое
Это — одна из нередких родительских жалоб.
Впрочем, часто дети для начала (далеко ходить не надо...) берут без спроса деньги у родителей.
Родители порой снисходительны: подумаешь, ведь деньги-то в общем не чужие, домашние деньги-то...
Но если не первый раз, да под горячую руку — называют это воровством, наказывают ребенка, кричат на него, бьют, грозят тюрьмой.
А те, кто просвещенные , приходят к психологу и говорят: Сделайте что-нибудь, избавьте нас от этой напасти... Наконец, вылечите ребенка — если это болезнь!
Редко можно встретить человека, который никогда ничего не стащил в детстве, не утаил от родителей хотя бы мелочь.
Наверное, и мы с вами, читатель, не составим исключения?
Но ведь это нас не испортило — было и прошло, в карман сослуживцам не лезем и вообще чужого не берем...
Правда, что скрывать: есть и другие, у которых вышло — иначе.
Иногда думают, что воровство — болезнь. Действительно, оно может быть признаком болезненного состояния; его называют клептоманией.
Тогда человек ворует что попало и не может себя удержать: как будто кто-то другой это делает за него.
Он — не автор поступка. Украденное самому вору обычно не нужно.
Кажется, что ворует он ради самого процесса похищения, который доставляет ему ощущение риска, снимает напряжение, приносит удовольствие.
Однако чаще всего воровство среди детей не связано с заболеванием; хотя бывает так, что родители настаивают на болезни.
Для психолога такое поведение родителей — важный знак.
Он указывает на то, что ребенку в этой семье не позволяют иметь индивидуальность, свои интересы, потребности, а может быть, и вовсе он взрослыми не любим, не принят.
Но именно такие взрослые никак не хотят согласиться с тем, что здесь нужна психологическая работа — надо учиться по-новому друг с другом разговаривать, что-то изменить в отношениях.
Нет, болезнь — и все тут! Дайте таблетки: Положите в больницу. Лечите ребенка!
А лечить нужно — отношения в семье .
Но это все же в немногих случаях. Чаще рассматривают воровство как распущенность и результат плохого воспитания.
А под воспитанием вот что понимают: ограничения и запреты — когда ребенку говорят «нельзя», если он делает что-то не то.
И если ребенок продолжает делать не то, значит, ему мало говорили нельзя .
Он не усвоил, что можно, чего нельзя. Иными словами, ребенок ворует потому, что он не очень хорошо знает, что брать чужое без спроса и тайно — это преступление.
Давайте разберемся. Посмотрим, что знает ребенок об этом, как он сам свое поведение оценивает и какие чувства стоят за воровством.
Спросите ребенка, почему он утащил у мамы деньги.
Вы услышите: ему хочется сладкого, нужно купить жвачку, игрушку, украшение.
Спросите его: можно ли воровать? Он скажет вам: нет, нельзя.
А поинтересуйтесь у ребенка: считает ли он воровством присвоение денег родителей?
Неворующие дети скажут: да, это такое же воровство, как и любое другое.
Ворующие более снисходительны: да нет, это не чужие деньги. Вместе с тем, они прекрасно помнят, как это деяние квалифицировали родители.
Видите: противоречие (родители называют воровством, а я не считаю).
Ну и что? В сознании человека много противоречивых представлений.
А чтобы они не очень уж громко спорили между собой, человек может одним из этих представлений пренебречь.
В нашем случае ребенок прибегает к бессознательной хитрости: он оправдывает себя тем, что ведь это же не чужие деньги .
А воровством он называет кражу в магазине или у посторонних людей.
Да, воровать нельзя — это почти всякий ребенок скажет.
Почему же нельзя? Попробуйте и вы, читатель, ответить на этот вопрос.
Один подросток сообщил мне: воровать нельзя потому, что от этого бывает сотрясение мозга.
Оказалось, что папа за очередную кражу так врезал сыну, что тот сильно ударился о стену головой.
Другие говорят — это позор.
Один такой мальчик резонно полагает: если у кого-нибудь украдешь, то ведь и он придет и возьмет что-нибудь в залог . Посмотрите: везде — страх наказания.
Ворующие дети не говорят об ущербе для потерпевшего — ни материальном, ни эмоциональном.
Они знают, что наказание ждет вора, но их это почему-то останавливает только от воровства вне дома, да и то не всегда.
По-видимому, страх — не такой уж сильный стоп-кран.
Похоже, девиз такого ребенка: Воровать нельзя, но если никто не узнает, то можно .
На одной чаше внутренних весов нельзя воровать , а на другой — как хочется сладкого....
И тогда появляется оправдание не заметят , я не все деньги возьму, только немножко .
Вес последнего больше.
Что же надо положить на первую чашу еще?
Что на первой чаше у тех, кто не ворует? Может быть, сочувствие к другому?
Неворующие дети могут войти в положение другого человека, хотя они и сами иногда объясняют свое поведение страхом наказания.
Все же от них можно часто услышать: а вдруг у него это последние деньги?, он не сможет обойтись без этой своей вещи.
Воришка вовсе не жалеет жертву: его страсть прикована к той вещи, которую он хочет украсть.
И все же принимает во внимание чувства потерпевшего — когда намерен отомстить (так тебе и надо, раз ты не жалеешь меня, не любишь).
Другой человек для ворующего ребенка выступает как хозяин денег, как источник возможного наказания — а не как человек во всей полноте его чувств.
Почему же ворующий ребенок не входит в положение жертвы? Что для него важнее? Деньги?
Конечно, ему нужны деньги.
Таким детям, как правило, не выдают карманных денег. Не доверяют (а вдруг он купит сигареты?).
Не понимают, зачем девятилетнему мальчишке деньги (мы же все ему покупаем, у него все есть).
У большинства современных школьников, начиная с девяти лет, есть карманные деньги, даже имеются накопления.
Что может чувствовать среди располагающих капиталом товарищей ребенок, лишенный карманных денег?
Одна мама, у которой дочка регулярно вынимает содержимое кошелька, ответила: зависть .
Может быть, и зависть... Но прежде всего — чувство неполноценности .
Заметим: слово зависть имеет негативный оттенок, осуждающий.
Если ребенку приписывается такое чувство, это значит — нет симпатии и нет понимания, каково же ребенку приходится...
Как же быть детям, чьи родители не могут выкроить из семейного бюджета лишних три-четыре тысячи?
Страдать и воровать на законном основании ?
Воровать не обязательно: если родители не просто отказывают детям, а мотивируют отказ невозможностью, входя при этом в положение ребенка, дети понимают и не требуют невозможного.
Но вот что любопытно: домашние деньги воруют чаще всего не в бедных семьях. Дело, по-видимому, даже и не в отсутствии карманных денег как таковых.
Дело в том, почему в них отказывают и насколько мать и отец интересуются, что же происходит в душе сына или дочери.
В семьях детей, берущих деньги , обычно нет открытости и между самими взрослыми, и между родителями и детьми, отсутствуют близость и доверие, мало тепла и внимания.
От этого страдают все: и мать, и отец, и ребенок. Мать чувствует себя несчастливой: она не удовлетворена браком.
Она не умеет быть теплой и внимательной к своим детям — и знает это.
Иногда проклинает себя за такой характер, оправдывая себя тем, что так уж сложилось .
Закрытость матери не способствует тому, чтобы ребенок открывал свои переживания.
Родители часто не подозревают, что у их сына плохи во дворе дела, что в классе его бьют. Или сын страдает от чего-то и вовсе неведомого родителям.
Мир его переживаний не открыт им. Их внимание сосредоточено на вещах.
Некоторые семьи точнее всего назвать денежно ориентированными : здесь материальное благополучие для отца и матери значит гораздо больше, чем мир человеческих чувств и отношений.
Ребенок в такой семье берет родительские деньги не потому, что хочет быть богатым.
Воровство для него — способ преобразовать мучающие его отношения в семье. Когда все в порядке, его вроде бы и не замечают: родители занимаются им, когда он что-нибудь эдакое вытворит.
Почему же ему, например, просто не бить стекол? А вот почему: деньги — самый значимый объект в этой-семье!
Похищая их, ребенок целится в ахиллесову пяту родителей, самую чувствительную точку. С одной стороны, он, разбогатев, надеется улучшить свои отношения во дворе и в классе, а с другой — воздействует на родителей, стараясь хоть так привлечь их внимание.
Иногда можно даже подумать, что через деньги ребенок, подросток приблизится к отцу.
Для того чтобы в это поверить, нужно предположить, что для него деньги символизируют отца, который к нему не очень-то хорошо относится.
Впрочем, всего этого ребенок нам никогда не говорит — да и не скажет.
Мы построили эти связи, наблюдая за подобными семьями,— внешне благополучными, где у детей есть все, но холодными и разобщенными...
Деньги берут, однако, не только в денежно ориентированных семьях, а и в таких, где материальное богатство не ценится высоко. Но и здесь, если приглядеться, не приняты открытые и доверительные отношения.
Вот образец диалога матери и дочери в такой семье:
- У меня были деньги в кошельке. Они пропали. Я знаю, это ты взяла.
- Я не брала.
- Интересно, откуда у тебя тогда эти жвачки и открытки?
- Мне Даша подарила.
- Лучше правду скажи, а то... Вот я сейчас Даше позвоню.
Из разговора с Дашей выясняется: та подарков не делала.
Обман открыт. Мать и дочь — по разные стороны фронта.
Одна — преступник, другая — следователь и судья. Кто победитель? Если мать хотела уличить и наказать — и таким образом продемонстрировать дочери ее плохость, а самой в очередной раз увидеть, какая я несчастная,— это одно.
Тогда все сходится и задача выполнена: Ты плохая, а я несчастная.
Если же мать хочет, чтобы дочь доверяла ей и говорила правду, то она терпит поражение: доверие на допросе не возникает.
Его зарабатывают путем понимания .
Что такое понимание? Говорят, понять — значит, простить. В этом выражении есть как будто бы долженствование: не можешь простить — значит, не понимаешь.
Раз не понимаешь — значит, не способен понять.
А Понимание — это работа души .
Понять другого — значит проникнуть (интуитивно) в мир его потребностей, страхов и надежд.
Мало интуитивно постигать — надо еще уметь выразить
Понимание: поддерживать, а не отыгрываться, не снимать свое напряжение за счет другого, не воспитывать, не нападать, не обвинять, а слушать и слышать самое главное.
Что Понимание дает? Веру в себя, доверие к другому, открытость, сочувствие, уважение к правам и чувствам других — те качества, которых так не хватает маленьким (и не очень) воришкам...
Понимающий родитель помогает ребенку расти.
Он знает: пока ребенок растет, с ним может всякое случиться — он может быть грубым, резким, украсть, наябедничать, струсить.
Он бывает так слаб и может быть так одинок перед лицом новых и, кажется, непосильных задач, которые подкидывает жизнь.
Он часто не знает, как поступить лучше; и вообще — что оно такое, это лучше?
Понимающий взрослый поддерживает ребенка и направляет. Это не значит: Украл? Не поймали? Ну и ладно , а — постарайся этого не делать , я понимаю твои чувства, трудно тебе было удержаться, но ведь все же — можно?
Понимающий родитель знает не только материальные потребности своего ребенка, он чувствует, как растут его психологические потребности, видит, что сегодня его сын уже не тот, что год назад: в его среде и в нем самом произошли изменения — новые интересы (неправильные?! в наше время такого не было ), он произносит новые слова (кошмар, мы так не говорили! ), он задает отцу и матери такие вопросы, какие дети двадцать лет назад не задавали: язык не поворачивался.
Он меняется не только сам, но и вместе со своими ровесниками; и он (поймем это!) человек другого поколения, чем мама и папа.
Это отдельная трудная задача — понять другое поколение. Оно кажется враждебным и неправильным, оно всегда внешне не похоже на поколение родителей — и всегда кажется, что хуже.
А по существу, в глубине — все то же самое: потребность в понимании, любви, уважении, принятии группой, жажда самоутверждения... Когда эти потребности не удовлетворяются, человек страдает.
Чтобы тебя оценили, можно бы начать хорошо учиться, совершить подвиг, всех удивить... Ах, если бы это всегда было возможно,— все бы так и жили...
Но некоторым детям не хватает чего-то очень важного: самоуважения, может быть, смелости, легкости во взаимодействиях с другими — и они стремятся получить признание и любовь странными (для нас.) способами.
Например, заболеть (непритворно), вдруг всех озолотить — осчастливить (взять у родителей деньги и всех угостить шоколадом или прямо разбросать купюры).
Чтобы не били, дружили чтобы со мной ,— признался один мальчик.
А другой — наслаждался превосходством, когда все ползали, подбирая рубли...
Трудные это вопросы: почему такой-то ворует, а такой-то не ворует?
Но ясно одно: тот из детей, кто ворует,— обижен.
Обделен самым главным — любовью. Может быть, для того, чтобы ребенок не воровал, нужно, чтобы он был счастлив?
А это означает полноценную (душа в душу) жизнь рядом с близкими людьми, открытость одной души другой — понимание.
Когда есть понимание, человек не чувствует своего одиночества в мире, он не боится ошибиться, потерпеть неудачу.
Оно дает ребенку надежду, чувство собственной ценности и ценности другого человека.
Ребенок постигает простую и великую вещь — счастье невозможно без взаимного обмена теплотой, доверием, любовью...
Мой ребенок – вор?
На этот вопрос все мамы и папы очень хотели бы ответить возмущенным возгласом. Но факт остается фактом: нет ребенка, который хотя бы раз в жизни не поддался искушению.
Ни Йорг, ни Петер не могут сказать, почему они это сделали.
В тот день одиннадцатилетние дружки почему-то заскучали.
Скука подсказала идею: хорошо бы забраться в подвал к соседу и увести пару бутылок вина.
Ни одну из бутылок они не распили, не продали. Тем не менее скандал разразился.
Семейный врач из городской консультации для родителей, детей и подростков в Мюнхене-Нойхаузене Йорг Каспар помнит о том случае со всеми подробностями.
Да и как иначе, если одним из преступников был... он сам.
Мои родители страшно переживали,- вспоминает человек, которому сейчас 47.- Я сгорал со стыда. Урок на всю жизнь .
Нарушить запрет, поддаться искушению — вовсе не означает стать на скользкую дорожку.
Детей, которые хотя бы однажды не польстились на чужое, почти не бывает.
Которые поменьше, грешат, как правило, в кругу близких: могут залезть в мамину сумочку, стащить авто ручку у одноклассника, сорвать яблоко в саду у соседа.
Это еще не воровство, и статистика его не фиксирует. Но это уже незаконное присвоение.
Переход границы, на который родители обязаны реагировать ,— говорит психолог Эльке Фойгт, которая также работает в Центре воспитательной консультации в том же Мюнхене-Нойхаузене.
Если в сумочке обнаружилась недостача, если ребенок приносит домой чужое, эти факты надо не мешкая обсудить на семейном совете.
И обязательно заставить ребенка подумать, как он должен возместить ущерб: вернуть взятое, извиниться, а, возможно, компенсировать проступок каким-нибудь внеплановым добрым делом.
Прежде всего это относится к случаям, когда ребенок что-нибудь вынес из магазина, супермаркета, универмага.
Но не всем родителям удается найти правильный тон разговора.
Они теряются и в панике начинают предрекать: Ты еще угодишь за решетку .
Такие пророчества больше вредят, чем помогают. Ребенку может показаться, что он изначально порочен и честным ему уже не быть.
Недооценивать, а тем более игнорировать значение проступка, тоже чревато.
Кто объяснит ребенку, что в обществе надо жить по установленным правилам?
Как бы родителям ни было стыдно, что их сын попался , утешиться можно тем, что раскрытая кража лучше нераскрытой.
Ведь если кража удается, а подрастающий воришка испытывает к тому же приятное щекотание нервов, он уже втягивается в криминальный промысел.
Но если первая попытка сорвалась, да еще с позором, этим может и кончиться.
Нельзя забывать, что у детей и подростков за стремлением к наживе обычно скрывается гораздо большее: протест против родителей и их ценностей, влияние сверстников, страсть к приключениям.
Несколько примеров.
13-летний мальчик стянул вожделенную кассету. Но он уже подросток.
И теперь слова родителей значат для него меньше, чем прежде. Важнее, что ждут от него друзья.
А у них выше всего котируется музыка. Вот он и старается — добывает взнос для полноправного участия в тусовках.
Девочка 14 лет вместе с подружками украла несколько дорогих карандашей губной помады.
Действительный мотив: не хотела показаться трусихой, прослыть некомпанейской. 16-летний фанат-компьютерщик сунул процессор не в корзину для покупок, а в свою сумку — хотел почувствовать, как возбуждает нарушение закона.
Воровство редко связано с настоящей нуждой
Задержанный вор, как правило, очень напуган. Лишь немногие ведут себя буйно.
До них в первый раз доходит, что они натворили.
Для многих это исцеляющий шок, а для некоторых — защита от родителей и от самих себя.
Нередко именно полиция урезонивает негодующих папаш и мамаш, предотвращая кулачную расправу.
А бывает, что проштрафившийся сам готов наложить на себя руки из-за страха перед гневом домашних. Недавно в Берлине 13-летний сын предпринимателя, стащивший пачку сигарет, всадил себе в живот перочинный нож, хотя по закону он вообще не мог привлекаться к ответственности.
После 14 лет подростки привлекаются к суду только при повторных правонарушениях.
В этих случаях их обычно направляют на общественные работы.
Причем в расследовании каждого такого дела обязательно участвует ведомство по делам молодежи.
Социальные работники, полицейские, бизнесмены меньше всего стремятся к тому, чтобы пригвоздить юного воришку к позорному столбу.
Свою главную задачу они видят в том, чтобы достучаться до совести и разума.
Терапевт Рот: Есть воровство и воровство .
Бывает, что краже предшествует, многолетнее заболевание: ребенок сызмальства получает все, что требует; у него просто нет опыта в самоограничении.
Умение перебороть свои желания должно складываться уже на втором году жизни, когда ребенок еще в полной зависимости от родителей и, чтобы не лишиться их любви, перенимает нормы их жизни — первый шаг в формировании чувства совести.
Это значит: как только малыш открылся для разума, он должен знать точно, что ему позволено, что запрещено и когда он должен спрашивать разрешения.
Не воровать — значит, отказываться. Этому надо учиться.
Как только ребенок получает любимую игрушку, у него начинает развиваться представление об обладании: никто не смеет отобрать у него медвежонка.
Постепенно он начинает понимать, что и сам не имеет права отнять у других детей то, что принадлежит им.
Чтобы поиграть с автомобилем друга, он должен спросить разрешения. Иначе говоря, он должен высказать (!) желание,— говорит Эльке Фойгт.
В этом ребенок должен упражняться с детсадовского возраста, чтобы у него не сформировалась противоположная привычка — скрывать свои желания и не церемониться с друзьями .
Особенно важно, чтобы ребенок научился переносить отказ , спокойно воспринимать нет.
Хочешь мороженое, просишь сводить в зоопарк — потерпи. И не вздумай реветь или колотить ногами.
Иначе вообще ничего не получишь.
Родители, которые тотчас отзываются на любые желания ребенка, оказывают ему медвежью услугу,— говорит доктор Рот.— В жизни желаний всегда больше, чем возможностей их удовлетворить .
Само собой разумеется, что и в этой части воспитательной работы взрослые должны постоянно быть образцом.
Отцы, которые после каждой вечеринки приносят домой незаметно взятую пивную кружку, вряд ли могут ждать, что их дети справятся с искушением.
А сегодня оно несомненно сильнее, чем прежде: соблазняет система самообслуживания, реклама будит новые потребности, к этому добавляется давление группы - подростки хотят походить на других, иметь то, что имеют другие.
Поэтому дети школьного возраста нуждаются в деньгах на карманные расходы.
Ими они могут распоряжаться по собственному усмотрению.
Это облегчает им самоограничение и позволяет легально удовлетворять разумные желания.
Конечно, и сегодня есть дети, которые крадут потому, что ни разу не получали — а если получали, то после занудных наставлений — ни одной конфеты.
Между тем по опыту мюнхенской полиции именно сладости являются предпочтительной добычей подростков - наряду с косметикой, запчастями к электронной технике, модной одеждой.
В конце концов, что тут такого, если 15-летний мечтает о красивой куртке, на которую из карманных денег едва ли скопишь нужную сумму?
Но, во-первых , деньги можно заработать, а во-вторых , если попросить, родители сделают подарок ко дню рождения.
Главное, чтобы подросток трезво взвесил: а на самом ли деле он без этой куртки жить не может?
Доктор Рот: Модные вещи привлекают подростков не сами по себе, а их престижностью. Большое значение, которое им придается, я объясняю тем, что у многих подростков нет более существенных потребностей .
Вместо того чтобы поднимать себе цену дорогими шмотками, доктор Рот рекомендует занятия спортом, социально полезное дело, увлекательное хобби.
Это приносит большее удовлетворение и разряжает страсть к авантюрам.
Сколь разными ни были бы причины для воровства — желание обогатиться почти всегда играет главную роль.
Но есть исключения. Из-за плохих отметок в школе 14-летний неудачник тяжело страдает от упреков отца.
Чтобы отомстить за холодное отношение, подросток совершает кражу и сам же подставляет себя, навлекая позор на бездушного родителя.
9-летняя девочка недовольна тем, что все внимание родителей уделяется ее младшему братику.
Дурным поступком она как бы заявляет: Я тоже кое-чего стою! А 15-летняя, родители которой подали на развод, облегчает печаль и заполняет пустоту тем, что прихватывает для себя пару хороших вещиц.
Подростки-правонарушители, как никто другой, нуждаются в помощи и понимании.
Ибо, если смотреть в корень, они - жертвы.
Источники:
- Баркан А. Плохие привычки хороших детей: учимся понимать своего ребенка. – М.: Дрофа-плюс, 2004. – 52 с.
- Вроно Е.М. Поймите своего ребенка: о детских страхах, конфликтах и других проблемах. – М.: Дрофа, 2002. – 224 с.
- Коляда М. Г. Семейная энциклопедия воспитания ребенка: 3 000 вопросов что делать, если.... – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 448 с.
- Корнеева Е.Н. Детские капризы: что это такое и как с этим справиться? – Екатеринбург: У–Фактория, 2006. – 177 с.
- Кривцова С.В. Навыки жизни: в согласии с собой и миром. – М.: Генезис, 2002. – 129 с.
- Монина Г., Лютова Е. Проблемы маленького ребенка. – СПБ.: Речь, 2003. – 192 с.
- Нартова – Бочавер С.К. и др. 140 вопросов детскому психологу. – М.: Генезис, 2002. – 356 с.
- Шелопухо О. Популярная психология для родителей: какой у Вас ребенок?. – М.: ЗАО ОЛМА Медиа Групп, 2007. – 320 с.
- Хэйм Дж. Дети и мы: новые решения старых проблем. – СПб.: Кристалл, 1996. – 465 с.
